Шантидева

ПУТЬ БОДХИСАТТВЫ

(БОДХИЧАРЬЯ-АВАТАРА)

Ом!
Поклонение Будде!

Перевод Ю. Жиронкиной

Главы: I II III IV V VI VII VIII IX X

Глава восьмая
ПАРАМИТА МЕДИТАЦИИ¹⁶⁸

Так, развив усердие,
Укрепись в самадхи,
Ибо человек, чей ум рассеян,
Пребывает в клыках своих клеш.
Но, если уединишься умом и телом,
Избавишься от отвлечений.
А потому оставь мирскую жизнь
И отбрось блуждающие помыслы.
Привязанность и жажда накоплений
Мешают нам отречься от мира.
И потому, размышляя,
Мудрые отвергают их¹⁶⁹.
Випашьяна, основанная на шаматхе,
Искореняет клеши.
Зная это, сперва устремись к шаматхе.
Ее достигнешь, отвергнув радости мира¹⁷⁰.
Ибо зачем невечному человеку
Питать привязанность к другим невечным существам,
Если в течение многих тысяч перерождений
Он не встретит снова своих любимых?
В разлуке с ними ты несчастен,
И твой ум не способен достичь самадхи.
Но, даже увидев их, ты не знаешь покоя.
Желание терзает тебя, как и прежде.
Не в силах познать истинную реальность,
Ты теряешь отвращение к самсаре.
Желая встретить любимых,
Ты терзаешься от тоски.
Если думать лишь о любимых.
Жизнь пролетит впустую.
Из-за невечных существ
Потеряешь нетленную Дхарму.
Если в своих деяниях уподобишься незрелым людям,
Непременно переродишься в низших мирах.
А если не станешь им подражать, они тебя невзлюбят.
К чему же тогда с ними водиться?
Мгновенье назад они были друзьями,
Мгновенье прошло, и они во врагов обратились.
Когда впору радоваться, они преисполнены гнева.
Обычным людям¹⁷¹ нелегко угодить.
Они сердятся, когда слышат добрый совет,
И отговаривают меня от полезного.
Если же их не слушать,
Они гневаются и попадают в низшие миры.
Они завидуют вышестоящим,
Соперничают с равными и заносчивы со стоящими ниже.
С надменностью они встречают похвалу, с гневом — упрек.
Когда же будет хоть какой-нибудь толк от этих незрелых людей?
В общении с незрелыми людьми
Неизбежно рождается пагубное:
Самовосхваление, унижение других
И разговоры о радостях самсары.
Дружба с незрелыми существами
Приносит одни несчастья.
Лучше уж счастливо жить в одиночестве,
Избавив свой ум от клеш¹⁷².
Беги прочь от незрелых людей.
А если встретишься с ними, порадуй их учтивым обхождением.
При этом избегай панибратства,
Будь добр, но беспристрастен.

Как пчела с цветка собирает нектар,
Я возьму лишь то, что полезно для Дхармы.
Буду жить я, не заводя знакомств,
Словно раньше меня не существовало.

“Я — богат, почитаем,
И многие любят меня”.
Даже так помышляющий не избегнет смерти
И испытает страх, когда она придет.
В чем бы ни отыскал свое счастье
Ум, ослепленный наслаждением,
Страдание тысячи видов возникает
И настигает его.
Пусть же мудрый не знает желаний,
Ибо они порождают страх.
К тому же желания проходят сами собою,
Будь же тверд и взирай на них беспристрастно.
Многие здесь обретали богатство
И достигали известности.
Но никто не знает, куда ушли они,
Богатые и известные.
Если есть люди, питающие ко мне отвращение,
Как могу я находить радость в похвале?
И если есть те, кто меня превозносит,
Как могу я унывать из-за порицаний?
И если даже Победителям не под силу угодить
Всем существам с их многообразными наклонностями,
Что ж говорить обо мне — невежде?
К чему мне тогда заботиться о мирянах?
Они презирают неимущих
И порицают богатых.
Разве отыщешь радость в общении с теми,
Кто по природе пребывает в страдании?
Незрелый человек никому не может быть другом,
Ибо, покуда он не извлечет своей выгоды,
Он не в силах радоваться.
Так сказано Татхагатами¹⁷³.
Но любовь из-за выгоды —
Это, в действительности, любовь к самому себе,
Подобно тому, как печаль при утрате имущества
На самом деле вызвана утратой наслаждений¹⁷⁴.
Деревья, олени и птицы
Не говорят дурного.
Когда же я поселюсь среди них,
С кем дружить — услада?
Когда же я поселюсь в пещере,
В заброшенном храме или у комля древа,
Не оглядываясь назад
И не зная привязанности?
Когда же я поселюсь на просторах
Первозданных земель, никому не принадлежащих,
Отдыхая и блуждая,
Где мне заблагорассудится?
Когда же буду я жить без страха,
Ничего не имея, кроме чаши для подаяний,
Облачась в одежды, которыми вор не прельстится,
И не заботясь о теле?
Когда же пути меня приведут на кладбище,
Где я сумею сравнить
Свое тело, подверженное распаду,
С прочими трупами?
Ибо тело мое будет так же
Источать это зловоние.
Из-за смрада даже шакалы
Не посмеют подойти к нему близко.
Даже цельные кости,
Рожденные вместе с плотью,
Распадутся на части.
Что ж говорить о друзьях и любимых?
В одиночестве рождается человек
И в одиночестве он умирает.
Этой горькой участи не разделить никому,
Так к чему нам любимые, воздвигающие препятствия?
Подобно тому, как странник
Находит себе пристанище,
Так и существа, блуждающие по дорогам бытия,
Находят пристанище в каждом новом рождении.
Пока четыре могильщика
Не унесли это тело
На глазах горюющих мирян,
Удались в леса.
Ни с кем не водя дружбы и не враждуя,
Буду я пребывать в уединении.
Все сочтут меня за умершего.
И когда я и вправду умру, не будет горя в миру.
Никто меня не потревожит
Горестным плачем
И никто не отвлечет
От памятования о Будде.
И потому стану я вести одинокую жизнь,
Блаженную, лишенную трудностей,
Ведущую к благоприятному
И избавляющую от отвлечении.
Отбросив все прочие заботы
И сосредоточив свой ум на единственном помысле,
Должен я усердствовать в достижении самадхи
И в усмирении ума.
Ведь и в этом, и в других мирах
Желания приносят одни несчастья:
В этой жизни — кабалу, избиения и расчленение тела,
В следующей — [перерождение] в адах и других низших мирах.
Та, ради которой
Ты столько раз обращался к сводням и сводникам,
Ради которой не гнушался
Ни бесславием, ни пагубными делами,
Подвергался опасности,
Растрачивал свое богатство;
Та, которую обнимая,
Ты испытывал наслаждение,
Это всего лишь скелет,
Лишенный “я” и собственной воли.
Неужели его ты жаждешь?
Не лучше ли прийти к Освобождению?
Видел ли ты раньше ее стыдливо опущенный лик,
Силой приблизив его к глазам,
Или он был сокрыт кисеей,
И тебе не довелось его видеть?
Теперь же грифы,
Словно потакая твоему нетерпению,
Обнажили это лицо. Взгляни на него!
Почему же ты убегаешь?
[Прежде] ты укрывал её
От чужого взгляда.
Отчего же теперь, когда [птицы] ее пожирают,
Ты, ревнивец, не прячешь [любимую]?
Ты видишь теперь, как грифы и другие [животные]
Поедают эту груду плоти.
Зачем только ты подносил гирлянды цветочные, сандал и украшений
Той, что теперь стала пищей других?
Неподвижны скелеты,
И все же, глядя на них, ты содрогаешься.
Почему же ты не боишься тела, подобного ожившему трупу,
В который вселился злой дух¹⁷⁵?
И слюна, и нечистоты
Берут начало в пище.
Почему же нечистоты тебе отвратительны,
А слюна — приятна?
В нежной на ощупь подушке, набитой хлопком,
Ты не находишь услады,
А дурного запаха тела не слышишь.
Сластолюбец, ты помешался на нечистом!
Ты испытывал страсть к этому телу, когда [кожей] было оно покрыта
Почему же ты не желаешь его теперь, когда нет на нем кожи?
И если без кожи тебе оно ни к чему,
Зачем обнимать его, когда [кожа] его покрывает¹⁷⁶?
Если нет в тебе страсти к нечистому,
Зачем обнимаешь других?
Ведь они — всего лишь корзины из костей,
Стянутые мускулами и вымазанные грязью плоти.
В тебе самом полно нечистот,
Удовольствуйся этим.
Охочий до всякой скверны!
Позабудь о других мешках с грязью¹⁷⁷!
“Я люблю это тело”, —
[Думая так,] ты желаешь видеть и осязать его плоть.
Но как ты можешь желать его,
Ведь оно по природе лишено сознания¹⁷⁸?
Душу, которой ты жаждешь,
Ты не сможешь ни увидеть, ни потрогать,
А то, что сможешь, — не будет душой.
К чему же тогда бессмысленные объятия?
Неудивительно, что ты не понимаешь,
Что тела других нечисты.
Но поистине поразительно,
Как своей нечистоты ты не видишь!
О ум, помешанный на нечистом,
Почему не глядишь на прекрасный лотос, рожденный из тины и
Распустившийся в солнечном свете в безоблачный день?
Что за радость находишь ты в корзине с грязью?
Если ты не желаешь касаться
Земли, оскверненной нечистотами,
Почему тогда жаждешь коснуться тела,
Из которого они появляются?
Если нет в тебе тяги к нечистому,
Зачем обнимаешь других,
Появившихся на свет из нечистого места,
Порожденных нечистым семенем и вскормленных нечистотами?
Грязного червяка, возникшего из нечистот,
Ты не желаешь лишь потому, что он мал?
Должно быть. Ведь ты же жаждешь тела,
Состоящего из массы грязи и также рожденного из нечистот!
Ты не только не чувствуешь отвращения
К собственной грязи,
Но, одержимый страстью к нечистому,
Жаждешь других мешков с грязью.
Даже такие восхитительные яства,
Как камфара, рис и приправы,
Оскверняют землю,
Если выплюнуть их изо рта.
Нечистота тел очевидна.
Но если остались сомнения,
Взгляни на безобразные тела других,
Брошенные на месте сожжения трупов.
Когда содрана кожа с тела,
Оно внушает ужас.
Как можно, зная это,
К нему по-прежнему испытывать влечение?
Запах, который сейчас исходит от тела,
Это запах сандала и ничего иного.
Так почему же ты жаждешь тела
Из-за запаха, который ему не принадлежит?
Если по своей природе тело дурно пахнет,
Не лучше ли оставить влечение к нему?
Почему же люди находят усладу в никчемном [теле],
Умащивая его благовониями?
Раз этот приятный запах принадлежит сандалу,
Разве тело — его источник?
Почему нас влекут чужие тела
Из-за запахов, которые им не принадлежат?
Если нагое тело в его естественном состоянии,
С длинными ногтями и волосами,
С желтоватыми дурно пахнущими зубами
И запахом грязи, поистине вселяет ужас,
Так зачем ты усердно наводишь лоск,
Словно чистишь меч, который тебя поразит?
Землю и так будоражит безумие
По милости тех, кто усерден в самообмане.
Увидев тела на месте сожжения трупов,
Ты чувствуешь отвращение,
Но при этом находишь радость в селениях-кладбищах,
Переполненных ходячими скелетами.
Хотя [женское] тело полно нечистот,
Его не получишь даром.
Ради него ты себя изнуряешь трудом,
Мучаешься в адах и других [мирах].
Ребенок не может нажить добра. Разве он может быть счастлив?
Да и в юности что за радость?
Она проходит в добывании денег.
А старику что до радостей плоти?
Есть люди, исполненные порочных желании,
Они весь день работают до изнеможения.
А вечером, возвратившись домой,
Валятся с ног и спят, как убитые.
Другие, отправившись в поход,
Страдают на чужбине.
Годами не видя жен и детей,
Изнывают они от тоски.
Ослепленные желанием,
Они продают ради того,
Чего так и не получают.
Работая на других, они жизнь свою тратят впустую.
Жены тех, кто себя продает
И беспрестанно выполняет поручения [хозяина],
Рожают детей под деревьями
В диких лесах.
В поисках средств к существованию
[Мужчины] идут на войну, рискуя собственной жизнью.
Теша гордыню, они идут в услужение.
О, как смешны эти глупцы — рабы своих желаний!
Из-за желании, одним — отсекают члены,
Других — сажают на кол,
Третьих — сжигают,
Четвертых — колют кинжалами.
Знай, что в богатстве заключены бесконечные несчастья,
Ибо страдание сопровождает его обретение, защиту и утрату.
Те, чей ум отвлечен из-за привязанности к богатству,
Не способны достичь освобождения от мук бытия.
Как скоту, тянущему повозки,
Удается ухватить лишь пучок травы,
Так и людям, охваченным желаниями,
Много тяжкого выпадает на долю и мало приятного.
Ради минутных удовольствий,
Доступных даже скоту,
Несчастные пускают по ветру
Столь редкое драгоценное рождение.
Немыслимые усилия совершаются
Ради этого бренного тела,
Которое неизбежно умрет,
Канет в ад и другие миры¹⁷⁹.
Приложив миллионную долю этих усилий,
Можно достичь Пробуждения.
Рабы желании страдают больше, чем идущие по Пути,
Но Пробуждения не достигают.
И меч, и яд, и огонь,
И [падение в] пропасть, и недруги —
Все это ничто в сравнении с желаниями.
Только подумай о муках адских миров!
Так, исполнившись отвращения к желанию,
Найди усладу в уединении,
В безмятежных лесах,
Где нет ни разногласий, ни ссор.
Овеваемые тихим и нежным лесным ветерком,
Бродят блаженные по горным террасам, громадным, словно дворцы,
Охлажденным сандаловым бальзамом лунного света,
И размышляют, как принести благо другим.
В пустых домах, у комлей деревьев, в пещерах
Живут они, сколько душе угодно,
Не имея нужды стеречь свои достояния
И не зная забот.
Повинуясь лишь собственной воле, не зная привязанностей,
Никакими узами себя не сковывая,
Они вкушают блаженство,
Едва ли доступное даже Индре — владыке богов.
Так или иначе
Поразмыслив о достоинствах уединения
И успокоив блуждание помыслов,
Взрасти совершенную бодхичитту.
Прежде всего старательно созерцай
Равенство себя и других, думая:
“Все существа в равной мере ощущают страдание и счастье.
Должен я защищать их, как себя самого”¹⁸⁰.
Тело, поделенное на руки и прочие члены,
Оберегают как единое целое.
Так же оберегай и мир, поделенный на отдельных существ,
Но единый в своем счастье и страдании.
Мое страдание
Не причиняет вреда телам других существ.
Но для меня оно невыносимо
Из-за привязанности к собственному “я”.
Подобным образом я не могу ощутить
Страданий другого.
Но для него оно невыносимо
Из-за его привязанности к собственному “я”.
Должен я избавить других от страданий,
Ибо их страдание от моего не отлично.
Должен я помогать другим,
Ибо они — существа такие же, как и я сам.
Если и я, и другие
В равной мере желаем счастья,
То что особенного во мне?
Почему я добиваюсь счастья для себя одного?
Если и я, и другие
В равной мере страшимся страданий,
То что особенного во мне?
Почему я оберегаю себя, а не других?¹⁸¹
Если я их не берегу [от страданий],
Потому что их муки мне не приносят вреда,
Тогда зачем беречь себя от будущего страдания,
Ведь [сейчас] мне оно не вредит?
Неверно думать:
“Именно мне достанется [грядущее страдание]”,
Ибо один человек умирает,
И совершенно другой рождается.
Ты думаешь, что страждущий
И должен оберегать себя от страданий.
Но ведь боль в ноге — это не боль в руке,
Почему же рука защищает ногу?
Ты говоришь: “Хотя это неразумно,
Это совершается из-за цепляния за "я"”.
Но неразумное для себя и других
Следует всеми силами отвергать.
Поток психики, подобный четкам,
И собрание элементов, подобное армии, — нереальны.
А раз страдающего [“я”] не существует,
Кому страдание может принадлежать?¹⁸².
Если нет страдающего [“я”],
То и не может быть разделений [на “мое” и “чужое” страдание].
Страдание следует устранить просто потому, что оно существует.
Разве могут здесь быть какие-то ограничения?
“Зачем предотвращать страдание всех существ?”
Здесь не о чем спорить.
Если его устранять, то устранять полностью,
А если нет, то не следует устранять ни своих, ни чужих страданий.
“Если сочувствие приумножает страдание,
Зачем его взращивать с усердием?”
Поразмысли о муках мира.
Разве велико страдание, вызванное сочувствием?
Когда страдание одного
Может положить конец страданиям многих,
Тогда милосердный устремляется к такому страданию
Ради себя и других.
Вот почему Супушпачандра,
Даже зная, как разгневается царь,
Принял муки,
Дабы многих уберечь от страданий¹⁸³.
Тот, кто, настроив так свое сознание,
Находит радость в успокоении чужих страданий,
[Охотно] спускается даже в ад Авичи,
Словно дикий гусь — в лотосовый пруд.
И если океаном радости станет
Освобождение всех существ,
Неужели тебе этого мало?
Почему желаешь освобождения лишь для себя одного?
Трудясь на благо другим,
Не кичись, не считай себя особенным
И не жди созревающих плодов [деяний],
Стремись к единственной цели — принести пользу другим.
Поэтому, как себя я оберегаю
Даже от небольших неприятностей,
В той же мере должен я развить
Сострадание к другим и стремление их опекать.
В силу привычки я принимаю за свое “я”
Капли спермы и крови родителей,
Хотя у существа, [рожденного ими],
Нет подлинной основы¹⁸⁴.
Так почему бы мне не считать “собою”
Тела других существ?
Ведь нетрудно установить,
Что мое собственное тело мне не принадлежит.
Познав, что “я” отягощено пороками,
А другие — это океан совершенств,
Размышляй об отказе от самости
И о любви к другим существам.
Мы дорожим руками и прочими членами,
Ибо они — части нашего тела.
Почему же мы не дорожим существами,
Ведь они — частицы этого мира?
Мысль о “я” при взгляде на это тело, лишенное самости,
Появляется в силу привычки.
Так почему бы не породить привычку
Видеть себя в других?
Трудясь на благо другим,
Не зазнавайся и не считай себя исключительным.
Мы ведь не ждем вознаграждения,
Когда для себя самих добываем пищу.
Поэтому, как ты оберегаешь себя
От скорби, печалей и прочего,
В той же мере взрасти в себе
Сострадание к другим и стремление их опекать.
Так, покровитель Авалокита
Наделил свое имя силой
Изгонять любые страхи,
Даже робость перед собранием людей¹⁸⁵.
Не отворачивайся от трудного.
Ибо в силу привычки
Люди даже тоскуют по тем,
Чье имя им прежде внушало страх¹⁸⁶.
Всякий, кто желает быстро освободить
Других и себя самого [из колеса самсары],
Должен прибегнуть к высшей тайне —
[Медитации о] замене себя другими¹⁸⁷.
Из-за сильной привязанности к “я”
Даже ничтожная опасность внушает страх.
Так не лучше ли возненавидеть его
Как врага, вселяющего ужас?
Тот, кто убивает птиц, рыб и оленей,
Кто устраивает засады,
Желая избавить себя
От болезни, жажды и голода,
Кто ради наживы и почестей
Убивает родителей
И крадет достояния Трех Драгоценностей,
Будет гореть в пламени ада Авичи.
Разве мудрец станет желать,
Оберегать и почитать это “я”?
Разве мыслимо поклоняться ему?
Не лучше ли видеть в нем врага?
“Что я стану есть, если отдам?” —
Таково своекорыстие злых духов.
“Что я отдам, если съем?” —
Вот бескорыстие, достойное царя богов.
Если ради собственной пользы причиняешь зло другим,
Будешь печься в адах и прочих [низших мирах].
Но, если ради других причинишь вред себе,
Достигнешь самого совершенного.
Если захочешь возвеличить себя,
Переродишься в дурных мирах, ничтожным и глупым.
А если пожелаешь славы другому,
Переродишься в блаженных мирах, почитаемым и мудрым.
Если станешь других использовать в своих целях,
Сам пойдешь в услужение.
А если будешь служить другим,
Сам станешь господином.
Всякое блаженство, какое только есть в этом мире,
Проистекает из стремления принести счастье другим.
Всякое страдание, какое только есть в этом мире,
Проистекает из стремления к собственному счастью.
К чему многословие?
Глупцы стремятся к собственной выгоде,
А будды приносят благо другим.
Просто взгляни на различие между ними!
Если не обменяешь свое счастье
На страдания других существ,
Не сумеешь достичь состояния будды,
И в колесе самсары откуда возьмется счастье?
Что уж говорить о будущих существованиях,
Даже в этой жизни слуга, который не исполняет работы,
И хозяин, который не платит жалование,
Не могут достичь желаемого.
Не заботясь о счастье друг друга
И так отказываясь от блаженства в этой и грядущей жизни,
Невежественные люди обрекают себя на немыслимые страдания,
Причиняя друг другу вред.
Все беды этого мира,
Многообразные страдания и страхи
Возникают из-за цепляния за “я”.
К чему же мне этот кровожадный демон?
Если не отвергнешь “я”,
Не сумеешь избавиться от страданий,
Как не избегнешь ожогов,
Не затушив огня.
Поэтому, дабы облегчить свои страдания
И унять муки других,
Я отдам себя всем существам
И буду лелеять их, как себя самого.
О ум, реши так:
“Я — во власти других”.
Отныне не помышляй ни о чем,
Кроме благополучия всех живущих.
Мои глаза теперь принадлежат другим существам,
Не подобает с их помощью выискивать свою выгоду.
Мои руки и прочие органы теперь принадлежат другим существам,
Не подобает с их помощью добиваться своего благополучия¹⁸⁸.
А потому, подчинившись живым существам,
Всё, что увижу на собственном теле,
Я у него отниму
И употреблю во благо другим.
Поставив на свое место низших, [равных и высших] существ,
А себя — на место других,
Сосредоточь свой ум на гордыне, ревности и зависти,
Освободив его от блуждающих помыслов¹⁸⁹.
Его почитают, а не меня.
Я не нажил столько добра, сколько он стяжал.
Его хвалят, меня хулят.
Он счастлив, а я страдаю.
Я занят грязной работой,
А он пребывает в праздности.
Он — великий мира сего,
Я же — ничтожество, лишенное достоинств.
Но разве возможно не обладать достоинствами?
У всякого они есть.
В сравнении с одними я ничтожен,
А в сравнении с другими — велик.
Не по моей собственной воле, но из-за клеш
Пошатнулись мои нравственность и воззрения.
Я мечтаю об исцелении.
Даже боль я согласен перенести.
Но, если ему не под силу исцелить,
Почему тогда он презирает меня?
Пусть у него есть достоинства,
Мне от них что за польза?
Нет у него сострадания к тем,
Кто пребывает в ядовитой пасти дурных уделов.
Он кичится своими достоинствами
И жаждет превзойти мудрецов.
А когда он считает другого ровней себе,
Он стремится доказать свое превосходство,
Добиваясь богатства и почестей
Даже ценой раздоров и ссор.
Если бы все люди мира
Узнали о моих достоинствах,
Никто бы и слушать не стал
О его совершенствах.
Если бы мои пороки были скрыты [от глаз людей],
Меня стали бы почитать, а не его.
Мне бы достались богатства,
Меня бы превозносили, а не его.
С радостью я бы смотрел на него —
Униженного,
Презренного,
Осмеянного всеми.
И этот ничтожный
Вздумал со мной тягаться!
Да где ему равняться со мной
В учености, мудрости, красоте, знатности и богатстве?
Слыша, как [люди] повсюду
Превозносят мои достоинства,
Буду я, трепеща от восторга,
Вкушать блаженство.
Если есть у него богатство,
Силой я его отберу.
Если будет он на меня трудиться,
Заработает только на пропитание.
Счастье я у него отниму,
Обрекая его на страдание,
Ибо сотни раз в самсаре
Он причинял мне вред.
В течение неисчислимых кальп
Ты, мой ум, помышлял лишь о собственном благополучии.
Но за немыслимые усилия
Ты получал лишь страдание.
А потому, молю тебя, без промедлений
Замени себя другими.
Позже ты сам увидишь, что это путь к совершенству,
Ибо слово Мудрого нерушимо.
Если бы раньше ты так поступил,
Никогда не выпала бы тебе эта доля,
Не был бы ты обделен
Блаженством и совершенствами будд.
Поэтому, как считаешь собою
Капли спермы и крови родителей,
Приучи себя
Так же смотреть на других.
Став лазутчиком всех существ,
Укради у этого тела
Всё, что на нем обнаружишь.
Им во благо используй это.
“Я счастлив, а другой несчастен.
Я велик, а другой ничтожен.
Он трудится, а я отдыхаю”.
Так взрасти зависть к себе самому¹⁹⁰.
Откажись от своего счастья
И прими страдания других.
“Почему сейчас совершаю это?” —
Так проверяй, нет ли в тебе изъянов.
Принимай на себя чужую вину.
Если же сам совершишь
Малейший проступок,
Признайся в этом перед Великим Мудрецом¹⁹¹.
Превозноси других,
Пусть в лучах их славы померкнет слава твоя.
Словно нижайший из слуг,
Трудись на благо живущим.
Не позволяй восхвалять достоинства,
Случайно тобой обретенные, ибо ты полон пороков.
Действуй так,
Чтобы никто не узнал о твоих совершенствах.
Одним словом, всякое зло,
Что ты причинял другим ради собственной выгоды,
Пусть обрушится на тебя
Ради блага живых существ.
Не позволяй себе быть
Властным и высокомерным,
Будь скромен, робок и сдержан,
Как молодая жена.
“Так поступай! Таким оставайся!
Этого не совершай!” —
Так одергивай себя.
А ослушаешься, подвергни себя наказанию.
Если же, ум, будешь ты поступать
Вопреки всему сказанному,
Я найду на тебя управу,
Ибо ты — прибежище для всякого зла.
Где сможешь ты укрыться?
Я вижу тебя насквозь
И сумею сбить с тебя спесь.
Миновало время твоих побед.
“И все же буду я помышлять о собственной пользе”,
Эту надежду тебе придется оставить.
Я продал тебя другим,
Так что служи им, не сокрушаясь!
Если по своему легкомыслию
Я не отдам тебя живым существам,
Тогда ты, без сомнения, отдашь меня
Стражам ада.
Много раз ты предавал меня им,
И долгими были мои мучения.
Но теперь, памятуя, как я тогда сокрушался,
Я уничтожу твои своекорыстные помыслы.
Если желаешь счастья,
Ты не должен искать его лишь для себя.
И если хочешь себя защитить,
Постоянно оберегай других.
Чем больше мы заботимся
О собственном теле,
Тем слабей и капризней
Оно становится.
Когда это тело станет тщедушным и жалким,
Никто на земле
Не сумеет исполнить его желаний.
Как же сумею я их утолить?
Тот, кто жаждет неисполнимого,
Познает отчаяние и обретает клеши.
Тот же, кто живет без надежд,
Достигает преуспевания во всем.
Поэтому не потворствуй
Растущим желаниям плоти.
Ибо непривязанность к привлекательному —
Лучшее из обретений.
Это тело, нечистое и отвратительное,
Обратится в прах.
Другие понесут его, недвижимое.
Зачем же его ты считаешь собой?
Живо оно или мертво,
Что за польза от этого механизма?
Чем отлично оно от кучи земли?
Почему же ты не прекратишь цепляться за “я”?
Из-за приверженности к телу
Понапрасну приумножаешь свои страдания.
Как можно любить его или ненавидеть:
Ведь оно подобно полену?
Я его опекаю,
Или его поедают грифы, —
Оно не чувствует ни влечения, ни отвращения.
Так почему же я привязан к нему?
Если тело не гневается, когда его унижают,
И не испытывает удовольствия, когда его прославляют,
Ради чего же я так
Себя изнуряю?
Тех, кто любит это тело,
Называют моими друзьями.
Но ведь все любят свои тела,
Отчего же я не люблю других¹⁹²?
И потому, оставив привязанность,
Я отдам свое тело на благо существ.
Хотя у него много изъянов,
Оно необходимо для достижения этой цели.
Итак, довольно уподобляться мирянам!
Памятуя наставления о самоконтроле,
Отбросив сонливость и лень,
Я последую за мудрыми¹⁹³.
Дабы уничтожить омрачения,
Буду я постоянно сосредоточивать ум
На совершенном объекте,
Отвращая его от ложных путей.

Такова восьмая глава “Бодхичарья-аватары”, именуемая
“Парамита медитации”.

ПРИМЕЧАНИЯ

168. Санскр. — dhyana-paramita. Варианты перевода: Концентрация, сосредоточение.

169. Geshe Kelsang Gyatso, c. 226, так комментирует этот стих: «Почему мы привязаны к мирской жизни? Прежде всего потому, что мы цепляемся на свое «я». Именно отсюда возникают мысли «мои друг», «моя семья», «мое имущество» и т. д. ... Итак, источником любой привязанности является наше невежественное цепляние за свое «я». В этой связи мы можем подумать, что нам необходимо навсегда избавиться от этого цепляния, если мы хотим достичь шаматхи. Но это не так. Размышляя об отрицательных сторонах нашей привязанности к семье, имуществу и т. д., мы можем на какое-то время оставить это цепляние. Этого будет вполне достаточно для того, чтобы развить сосредоточение. Полное же искоренение цепляния за «я» наступает только с развитием мудрости, которая взращивается с помощью шаматхи.

170. Geshe Kelsang Gyatso, с. 226, так комментирует этот стих: «Итак, высшим средством против привязанности и всех прочих клеш, является мудрость, позволяющая воспринимать пустоту — подлинную природу явлении. ... Эта мудрость обретается с помощью шаматхи. Если мы хотим достичь шаматхи, нам необходимо на какое-то время избавиться от грубой привязанности к мирской жизни. Если мы не предпримем этих временных мер, мы никогда не сумеем полностью избавиться от страданий и помогать другим существам».

171. Согласно Panjika, с. 138, под обычными людьми следует понимать тех, кто не является арьями, т. е. тех, кто не достиг непосредственного восприятия пустоты.

172. Тиб.: «Ибо они не способны принести мне добро, а я не могу принести пользу им».

173. mDe.bzhin gshegs.pa thams.cad kyi yul.la 'jug.pa, Thog., c. 157: «Подобно тому, как дикие звери не могут быть счастливы в людской толпе, невозможно найти удовольствие в общении с незрелыми существами».

174. Этот стих отсутствует в тибетском переводе.

175. В тибетском варианте текста за ст. 48 следует стих, примерно совпадающий по содержанию, со ст. 51 санскритского оригинала.

176. В тибетском варианте текста этот стих заменен следующим: «Не в силах утолить своих желаний, глупые, похотливые и порочные люди гневаются на подушку, хотя та нежна на ощупь».

177. Тиб.: «В тебе самом полно нечистот, и тебе постоянно приходится иметь с ними дело: Но ты, охочий до всякой скверны, жаждешь других мешков с грязью».

178. Тиб.: «...отчего же ты не желаешь плоти [мертвого тела], которое по природе лишено жизни?»

179. Тиб.: «Желаемое, без сомнения, исчезнет, а [существа] переродятся в аду и других [низших мирах]. Так, ради ничтожного, мы беспрестанно себя изнуряем».

180. В стихах 90-98 описывается медитация о равенстве себя и других.

181. Этот стих, а также стихи 97, 98, 100, 101а, 104, 107, 108, 109 также встречаются в Шикшасамуччае (см.: Bendall and Rouse. С. 315-317).

182. Поток психики (санскр. santana) — термин, обозначающий последовательность моментов осознавания, которые и составляют сознание индивидуума. Собрание элементов (санскр. samudaya, букв, «совозникновение» ) — термин, обозначающий совокупность отдельных элементов, которые воспринимаются как единое целое. Примером собрания элементов может являться тело. Поток психики в сочетании с собранием элементов (телом) ошибочно воспринимается как неизменное «я». Ни поток психики, ни собрание элементов не обладают подлинным независимым существованием. Следовательно, не существует и «я» — субъекта страданий.

183. Житие Супушпачандры изложено в главе 35 Самадхираджа-сутре. Монах Супушпачандра отправился в страну варваров вопреки предостережениям его друзей-монахов. Он достиг столицы и стал проповедовать учение. Толпы людей собирались вокруг него, в том числе тысячи близких и подданных царя — его дети, жены, министры. Всем им Супушпачандра передал учение. Царь Шурадата стал завидовать красоте монаха. Ревность переполняла его, когда видел он, как его жены внимают словам монаха, а его дети выказывают монаху почтение, пренебрегая богатствами, которыми царь окружил их. Шурадата приказал своим сыновьям убить монаха, но они отказались исполнить его приказ и всячески старались отговорить отца от такого гнусного поступка. Но царю удалось отыскать палача, который охотно разрубил монаха на куски. Царь занялся своими обычными делами, но неделю спустя он случайно увидел расчлененное тело монаха. Останки его тела совершенно не потускнели, словно его только что разрубили. В этот миг царь почувствовал раскаяние, ибо понял, что погубил необыкновенного человека. Он стал громко рыдать, думая о своем страшном преступлении и неминуемом падении в ад и слыша плач богов, собравшихся вокруг тела монаха. Царь раскаялся в своем преступлении перед Сангхой и перед смертью обратился к Будде за прибежищем.

184. Согласно древнеиндийской физиологии, существо возникает из спермы отца и крови матери.

185. Гандавьюха-сутра, Thog., с. 180: «Пусть же троекратным припоминанием имени моего будут изгнаны страхи того, кто испытывает смущение в окружении людей».

186. Geshe Kelsang Gyatso, с. 266, так комментирует этот стих. Хотя поначалу кажется трудным достичь совершенства в практике замены себя другими, все же не следует унывать и отчаиваться. Если постоянно упражняться в этой практике, мы несомненно достигнем успехов. Рассмотрим такой пример. Представим себе человека, которого мы в течение многих лет считали своим врагом. Однако в этом году все изменилось. Мы с ним стали столь близкими друзьями, что расставание с ним приносит нам печаль. Чем же мы обязаны такой поразительной перемене? Всему виной сила привычки. Если со временем мы можем приучить себя любить своего бывшего врага, то уж, конечно, мы можем овладеть практикой замены себя другими.

187. Практика замены себя другими описана в стихах 141-154.

188. Тиб.: «Нельзя добиваться собственного благополучия с помощью глаз и прочих органов, отданных на службу другим. И нельзя причинять другим существам ущерб с помощью глаз и прочих органов».

189. В строфах с 141 по 154 включительно описывается практика замены своего «я» другими. Здесь под «я» нужно понимать всех живых существ, а под «он» — себя самого. В стихах 141-146 приводится медитация о зависти, в стихах 147-150 — медитация о ревности, в стихах 151-154 — медитация о гордыне.

190. Медитация о зависти. «Поставьте себя, например, на место нищего или бродяги... Теперь взрастите в себе зависть. Посмотрите на себя, на своё эго, как на постороннего, на человека одарённого. Подумайте, как он счастлив... У него есть конь и слуги, которым он доставляет много неприятностей и страданий... Поставьте себя на место его несчастных жертв и постарайтесь почувствовать их мучения... Сострадание наполнит ваше сердце, и впредь вы не станете причинять им вред. Затем представьте себе, что он — человек знатный и одарённый, богатый и окружённый друзьями. Вы же — ничтожный человек, не прославивший себя никакими дарованиям. Но хотя вам и нечем похвастаться, вы всё же можете спросить его, почему он так высокомерен. Ведь... эти понятия о высоком и низком положении весьма относительны...» (Из комментария Кунзанг Палдена).

191. Тиб.: «...признайся в этом пред множеством людей».

192. Тех, кто любит это тело, мы считаем своими друзьями. Именно этих людей мы окружаем заботой и вниманием. Однако это тело нам не принадлежит, оно — всего лишь сочетание клеток крови и спермы других существ, наших родителей (см. ст. 111, гл. VIII). Таким образом, наше тело, лишенное подлинного существования, ничем не отличается от тел других существ. А все существа любят свои тела, так почему же мы не окружаем заботой и вниманием всех?

193. В тибетском переводе за стихом следует еще один, отсутствующий в санскритском оригинале: «Подобно великомилосердным Сыновьям Победителей, буду я терпеливо выполнять надлежащее. Ибо, если не прилагать усилии, денно и нощно, разве наступит конец моим мучениям?»